Catherine

На краю любви.

Secrets, tell me the story,

I know you well, I wanna hear it all.

Secrets, power and the glory

We’re on the edge of love, I found this way before.

You and I could love forever …forever more…

You and I God knows, we’ll try,

In the mirror of your eyes I am not alone,

You and I …

Don’t know why it took so long, till we got this far…

Я вас всех очень люблю и благодарю за поддержку во время написания этой книги. Надеюсь, что вы полюбите этих вампиров так же,  как люблю их я.

Мои особые благодарности первым читателям и критикам Алине, которая собственно заставила меня написать эту историю, Хисоке за то, что она заставляла меня думать головой и подкидывала свежие идеи, Звездочке Елизавете за разделенную любовь и Миранде за свежий взгляд со стороны.

Обычно, все мои книги кому-то посвящены, это не исключение. Эту я посвящаю своей замечательной и необычной маме. Многие взгляды, идеи и, временами, восприятие мира привито мне ею. Мамочка, я тебя очень-очень-очень люблю!

Ite, conclamatum est.

Часть первая.

«Знаю твои дела; ты носишь имя, будто жив, но ты мертв…»

Откровение 3:1

1.

Странно, конечно, существу 19 столетия пользоваться этим изобретением века двадцатого. Да и смотрится это дико, но, вопреки логике, я сижу сейчас за своим новеньким компьютером и поверяю ему, а вместе с тем и вам то, что никогда не должно было стать достоянием гласности, то, что должно было стать трагедией  одной семьи и личности.

Наши древние законы запрещают всем, мне подобным, оставлять какие-либо записи, личные вещи, произведения искусства, которые мы могли создать, пользуясь своими сверхъестественными возможностями, словом все, что могло служить доказательством нашего существования для смертных людей. Но все изменилось после «Интервью с вампиром» и записок двухсотлетнего вампира Лестата де Лионкура, который то ли от тщеславия, то ли от одиночества, то ли от скуки решил просветить человечество на наш счет и вызвал этим страшный скандал среди старейших представителей вампирской братии. Законы утратили свою власть, по крайней мере, над молодыми вампирами. После первопроходцев уже не страшно писать мемуары, люди все равно считают наши книги отличной выдумкой писателей и ни на секунду не допускают реальности всего написанного, хотя с удовольствием читают и даже экранизируют. Признаю, Том Круз исключительно хорош в роли Лестата и чем-то неуловимо его напоминает, впрочем, я не удивлюсь, если окажется, что Лестат приложил руку к созданию того фильма, который основан на его жизни с Луи и Клодией. Это вполне в его духе.

Да, я знаком со знаменитым бунтарем Лестатом, презирающим всякие законы, будь то наши, человеческие или божьи. Я был на его знаменитом концерте в Сан-Франциско и сам не знаю, каким чудом спасся от безумств Акаши, прародительницы всех вампиров. Доводилось мне встречать и детей Тысячелетий, уничтоживших ее, всех: утонченного Мариуса, ослепительную Пандору, сестер Маарет и Мекаре, и даже этого полубезумного ребенка Армана. Но не о них  пойдет речь, чтобы рассказать все, связанное с ними в моей жизни, потребуется  целая отдельная книга, но этим я озабочусь потом.

Здесь же пойдет речь о другом: я хочу рассказать вам о Карли – единственном человеке на моей памяти, отказавшемся от Темного Дара. Она настолько засела в моей бессмертной душе, что я решился написать о ней.

Как вы уже поняли, я – вампир. Я родился для Тьмы в 1884 году в неполные двадцать семь, таким образом, я живу уже 120 лет. В своей смертной жизни я был единственным сыном барона де Шелленгор, наследником всего, что ему принадлежало. Имя мое было Урзус де Шелленгор, сейчас я просто Урзус. У меня прекрасные короткие, но густые, волосы каштанового цвета и изумительные серо-зеленые глаза, даже под гримом выдающие мою сущность, впрочем, Карли это не пугало. Рост мой самый обычный для двадцатого столетия: я высок, но не сильно выделяюсь в толпе. Возможно, вы уже встречали меня, но равнодушно прошли мимо, как ежедневно проходите мимо тысяч спешащих куда-то людей. Я не похож ни на кого и, если вы присмотритесь, то никогда не забудете мое белое лицо и статную фигуру. Мне трудно описать свой характер, ведь я сам себя не знаю, но, наверное, навсегда останусь дитем наивного, очаровательного и эксцентричного 19 века, которое с тех пор и так не изменилось ни капельки.

Большинство вампиров считает меня этаким обаятельным оболтусом и сумасбродом. Клише «обаятельный безумец» так же прочно привязалось ко мне, как и «принц-паршивец» к Лестату. Это всегда отчетливо слышно в их мыслях и разговорах, так или иначе касающихся меня. На самом  деле, их просто не устраивают мои человеческие  привычки и, возможно, излишняя прямота слов и суждений. Признаюсь, я несколько экстравагантен и чересчур независим, но есть ли смысл разменивать вечность, что была мне подарена, на выслушивание всяческих придирок и на бессмысленные попытки соответствовать требованиям других?!                                                                                                        

Подозреваю, что Гольфо, мой создатель, этот любитель нестандартных и противоречивых личностей, до такой степени был очарован этим налетом презрительности и максимализма, свойственных молодости, что, в нарушение всех законов, сделал меня вампиром. Он возник в моей жизни из ниоткуда, зная все обо мне и моей прежней жизни, словно он всегда был ее неотъемлемой частью. Гольфо пришел ко мне с одним из последних закатов, которые мне довелось увидеть. Я до сих пор помню, как впервые увидел его, неторопливо идущего по старой пыльной дороге, соединяющей Шелленгор с деревней Ванстаальте, которую отец планировал вскорости замостить. Я так и не понял, кем он был, к какой древней народности он принадлежал, я только знаю, что уже тогда он был очень стар, в вампирском смысле этого слова. В его облике все еще были заметны черты благородного римлянина сорока лет, но и до времен Рима он уже прожил тысячу лет.

Я потерял голову, поддавшись его властному голосу, звучавшему у меня в голове, и последовал за ним тропою древних таинств. Потом, когда я понял, что пути назад уже нет, мне было проще считать это безумием своего разума, но сейчас я не вижу для себя иной судьбы. Что бы со мной стало, не встреть я  Гольфо затухающим вечером 6 октября 1884 года? Мне, родовитому бездельнику без целей и принципов, явно было не место в наступающем 20 столетии, которое вошло в историю человечества, как век технического прогресса, удивительной свободы и жестокостей бизнеса. Я оставил родителям оплакивать безвременную кончину сына и покинул Бельгию вместе с Гольфо. Впрочем, род баронов де Шелленгор не оборвался: моя сестра Анриэтта вышла замуж за богатого промышленника Жулье и, в качестве приданного, принесла ему титул, к которому он, выйдя из бедняков, всегда стремился.

Наши пути с Гольфо разошлись в 20-е годы где-то в дебрях острова Хоккайдо. Сорока лет  оказалось достаточно, чтобы нам стало скучно друг с другом. Он, всерьез влюбленный в Японию, остался, а я отправился бродить по белу свету, ища приключений на свою бездумную голову. Я редко вспоминаю Гольфо, но каждая новая ночь многократно умножает в моей душе уважение и преклонение перед его дальновидностью в отношении меня. Он дал так много, что даже дети Тысячелетий не смогли рассказать мне ничего нового.

В конце концов, устав от бесконечных странствий, в 1958 году я осел в Нью-Йорке. Последующие годы были спокойными и одинокими. Я сделал себе немалое состояние, играя на бирже и вкладывая деньги в финансово выгодные проекты. Америка вообще страна больших возможностей и для тех, кто знает, как распорядится выпавшим шансом, здесь настоящее Эльдорадо.

Другие вампиры меня не беспокоили и очень удивлялись, если я, ради развлечения, заглядывал в места их постоянных сборищ. Эти подпольные клубы и бары все еще остаются скопищем ужасных тупиц, которые прочно повязаны между собой глупейшими предрассудками относительно нашего образа жизни. Этот тихий омут был потревожен появлением «Интервью с вампиром» в 1976 году, но настоящую встряску их устоям устроил выход в 1985 году автобиографии «Вампир Лестат», где весьма едко и беспощадно были высмеяно все: от их одежды до свода вампирских законов. Возмутителем спокойствия стал наш «принц-паршивец» Лестат, осмелившийся стать рок звездой. Дальнейшие события так ярко описаны им самим, что нет смысла их пересказывать, тем более, что после уничтожения Акаши, они меня больше не касались.

К концу 1997 года я обзавелся огромными апартаментами на Манхеттене, сто комнатным особняком на острове Лонг-Айленд и чудесным домом в колониальном стиле в Рочестере, штат Нью-Йорк. Я уже давно заработал и потратил свой первый миллион, и мне вдруг стало не по себе. У меня было все, о чем мечтают иные, но оно больше не приносило никакой радости, все стало тем, чем было на самом деле: машинами, домами, картинами и книгами. Привычное и такое любимое одиночество внезапно тяжелым грузом легло на плечи и погнало прочь из обжитых мест навстречу тому, что, возможно, станет для меня единственным спасением и верной погибелью. К Карли…

2.

Я встретил ее поздним вечером в канун Нового 1998 Года в одном из множества нью-йоркских этнических ресторанчиков, куда случайно забрел, гонимый усиливающейся жаждой и непонятной тоской.

В «Вэшитко» было многолюдно и шумно. Люди уже праздновали Новый Год, до наступления которого оставался час с небольшим. Едва я открыл дверь, как мне в уши ударил невозможный гам, состоящий из смеха, тостов, взаимных поздравлений и пожеланий, и досужих разговоров на множестве различных языков. В воздухе кружилась пьянящая радость, а во мне внезапно забурлила та дикая ярость, обычно предшествующая убийству. Десятки мужчин и женщин вокруг меня беззаботно веселились, не подозревая, что рядом стоит смерть, которую их запах и еле уловимый пульс сводят с ума.

Обычно я охотился на задворках Большого Яблока, где-нибудь в Бронксе или Гарлеме, и какая только нелегкая занесла меня тогда  в ресторан, расположенный в двух кварталах от Таймс Сквер?! Но я был голоден и, не особо задумывался над такими мелочами, выбирая себе жертву. Мои глаза под дымчатыми очками метались по залу, выискивая жертву, пока не остановились на высоком брюнете с черными глазами за стойкой бара, непринужденно флиртовавшем с какой-то блондиночкой. Его смерть была уже близко, я был готов набросится на него прямо посреди этой праздной толпы, но ко мне подошел метрдотель.

-- Здравствуйте, добро пожаловать.— улыбаясь, произнес он.— У нас сегодня немного тесно, но вы же понимаете Новый Год! Так что найдите себе место и возьмите что-нибудь выпить, в эту ночь все за счет заведения.

            Не успел я сделать и двух шагов в сторону бара, как вдруг после шумных препирательств около эстрады повисла тишина. Оркестр заиграл задорную мелодию, и на сцену выскочила девушка  в цыганском национальном костюме. Из мыслей присутствующих я понял, что она танцевала на спор. Своим танцем она очаровала всех и скоро музыка потонула в слаженных хлопках и восторженных криках, но только глаза вампира способны уловить всю красоту ее грациозной пластики и артистизма. Так, наверное, танцевали три грации, услаждавшие взор богов Олимпа.

            Я никогда не забуду эти три минуты и ее танец, словно в замедленной съемке отпечатавшийся в моей голове. Невысокая, гибкая, с длинными вьющимися волосами темно-каштанового цвета, большими карими глазами и задорной улыбкой – такой я навсегда запомнил Карли. Она походила на мотылька: яркая, живая, порывистая «сорвиголова» с энергией жизни, бьющей через край. Ее случайный взгляд скользнул по моему лицу, и жажда исчезла, унося с собой ярость и ненависть.

            Должно быть, я слишком пристально смотрел на нее, потому что, дотанцевав и получив свою долю оваций, Карли растворилась в толпе гостей. А несколько мучительных мгновений спустя она вынырнула из нее прямо передо мной.

-- Вы необычный зритель!—заявила она.—Вы следили за каждым моим движением, но

 даже не удосужились наградить меня аплодисментами.

-- Оставьте их для других, вы достойны большего…-- в смятении ответил я.—За удовольствие наслаждаться вашим танцем, я готов положить мир у ваших ног.

-- Это слишком щедро с вашей стороны – дарить мир незнакомке.

            Я никак не мог понять шутит она или нет, а потому ответил со всей серьезностью, на какую был способен.

-- Это обстоятельство легко исправить.

-- Верно.—согласилась она и, смеясь, назвала свое имя.

            Шарлотта  Марон… дочь этнического цыгана и чистокровной английской аристократки. Такое чудо могло родиться только в Америке, где сама страна стирает границы между людьми.

            Карли… глядя в ее бархатные глаза, я внезапно осознал, что мы с ней стоим на краю,… на краю любви, что никогда больше ни я, ни она не будем связаны с кем-то другим узами, крепче, чем те, что опутали нас под крики гостей, ведущих обратный отсчет к наступлению Нового Года.

            Начавшийся салют и взаимные поздравления разлучили нас в этой толпе. Ее закружило и унесло от меня в мир, где я давно уже был мертв. Я стоял посреди этого праздника жизни – высокий, холодный и твердый, как камень. Никто не осмеливался меня даже задеть, все знали, что я здесь чужой. Бросив прощальный взгляд в тщетных поисках Карли, я повернулся и пошел к выходу. Но уже у самой двери на мое плечо легла чья-то рука.

-- Вы так и не сказали, как вас зовут. – напомнила мне Карли, каким-то образом среди этого хаоса заметившая мои маневры.

-- Урзус … -- негромко ответил я.—Меня зовут Урзус.

-- Карли, Карли!!—нетерпеливо позвал кто-то и меня снова разлучили с ней, но я не стал ждать нового столкновения и вышел на улицу.

            Морозный воздух привел меня в чувство, прогнав наваждение, и во мне снова проснулся голод. Естественные потребности, как всегда, давали о себе знать с вопиющей бесцеремонностью. Я сделал пару глубоких вдохов и осмотрелся, раздумывая, в какую сторону лучше всего направится, и тут меня снова схватили за плечо. Честно говоря, похоже, что подобная невоспитанность уже вошла у людей этого века в привычку, кстати, очень дурную.                                                                                                             

Обернувшись, я увидел того самого брюнета, которым собирался поужинать, но теперь, из любви к Карли, я не стал бы этого делать. Он был здесь, следовательно, он ее гость и друг, а раз так, то он для меня неприкосновенен.

-- Послушайте, мистер,-- довольно вежливо сказал парень, не уступающий мне в росте.—держитесь подальше от моей сестры. Такие, как вы приносят нам одни неприятности.

            Сначала я решил, что он догадался о том, кто я на самом деле, но потом, прислушавшись к его мыслям, сообразил, что меня приняли за одного из тех франтоватых хлыщей, работающих на Уолл-Стрит. Мое пристрастие к дорогим костюмам иногда стоит мне почти всеобщей неприязни, потому что бизнесменов во многих частях города не любили за высокомерие и веру во власть денег. Но привычки неистребимы, особенно, если они привиты воспитанием и средой, в которой вы выросли. Вот и я стал рабом правил аристократического этикета, хотя последние двадцать лет сделали меня демократичней в одежде, все-таки, гораздо удобнее охотится в обычных джинсах.

-- Это ей решать. – дружелюбно ответил я, натягивая перчатки.

            Бедняга … Он даже не понял, куда я подевался. Определенно, мне очень нравятся эти неизменные вампирские штучки, типа внезапных исчезновений из поля человеческого зрения, стремительных перемещений в пространстве и неуловимых для глаза человека движений тела. Иной раз они очень кстати, особенно, когда хочется проучить таких вот людишек.

3.

            Я никогда не имел привычки спать в той же одежде, в которой хожу по улицам, поэтому каждый вечер мне приходится переодеваться. Застегивая рубашку, я смотрел на свое отражение в зеркале и вспоминал прошлую ночь. Я знал, что влюблен, и отдавал себе отчет в том, что все мои поистине человеческие грезы несбыточны. Меня грызла настоятельная потребность видеть Карли снова и снова, любоваться ее очаровательной улыбкой и слепнуть от ее искрящейся красоты.

            Найти ее не составило труда. Стоило мне упомянуть ее имя в разговоре с Томасом Уордом, управляющим моей корпорацией «Инкубус», как его лицо тут же расплылось в широченной улыбке.

-- Шарлотта Марон… Конечно, знаю! Она помогала моей жене подбирать антиквариат для нашего нового дома и отыскала чудесную китайскую вазу эпохи Минь специально для меня. Замечательная девушка и великолепный специалист в своей области, очень советую вам обратится к ней, если надумаете пополнить свою коллекцию шедевров европейского искусства. Это как раз ее специализация.

-- А как мне с ней связаться?—спросил я, лениво размышляя, чтобы еще присоединить к своему обширнейшему собранию предметов старины.

-- У меня сохранилась визитка ее агента.—ответил Том, протягивая белый прямоугольник.

-- Агента?!—недоуменно переспросил я, едва бросив взгляд на бумажку.

-- Да!—жизнерадостно подтвердил Уорд.—Хотя должен предупредить, что он порядочная свинья, что поделать, бывший адвокат, лишенный, кстати, лицензии на практику в штате Винсконсин. Он охраняет мисс Марон, как цербер, и очень тщательно отбирает для нее клиентов. Многим дается от ворот поворот еще на стадии предварительных телефонных переговоров.

-- Он меня примет.—отрезал я и перевел разговор на другую тему.

Впрочем, Том оказался прав. Александр Фергюссон решительно мне отказал, заявив, что «мисс Марон не занимается столь дорогостоящими и долговременными поисками предметов старины, в сферу ее деятельности входит только оценка стоимости, экспертиза подлинности и поиск подходящего покупателя». Занятный старикашка, весь наш разговор я с трудом отбивался от бесконечной лавины его мыслей, непрерывно атаковавших меня, в которых бушевала неистовая смесь тщеславия, лицемерия и искренней любви к Карли. В этом ужасном водовороте я все-таки нашел то, за чем пришел сюда. Сам того не зная Фергюссон сказал мне, где чаще всего можно встретить Карли. Видимо, любовь сильно повлияла на мои умственные способности, если я сам не догадался об этом.

4.

Зимой в Нью-Йорке ночь наступает быстро, еще до закрытия всяких многолюдных мест, где проводят большую часть жизни работающие американцы. Неделю спустя после Нового Года я далеко не впервые за время, проведенное в этом городе, зашел в Нью-йоркскую публичную библиотеку, что на углу 42 и 5 улиц.                                                                       В последний раз я был здесь в 1992 году, когда обнаружил, что в мою спокойную жизнь ворвалась злополучная лондонская «Таламаска», которая, оставшись без мистера Тальбота, принялась терзать всех известных им вампиров на предмет местонахождения Лестата, по их мнению, похитившего вышеуказанного господина.  Кажется, это тоже было зимой. Разозленный их бесцеремонностью, я с большим удовольствием нагнал на них страху, заставив немного полетать в сухом воздухе библиотеки среди книг с легендами о вампирах и листками с выписками из этих книг. Они оставили меня в покое, но вот прежде любимое мною место перестало привлекать мой деятельный ум. Иногда, проходя мимо, я на мгновение задерживался и удивлялся, почему в моей душе кипит отвращение при виде этих стен. Но я отвлекся от главного, так что прошу меня извинить. Воспоминания – сладкая мука души и ума, но им невозможно не предаваться, и мне приятно вспоминать былые приключения, ибо теперь они мне уже недоступны.                  Но вернемся к моему рассказу, друзья мои. Огромное помещение, заполненное стеллажами с книгами разных авторов и эпох, которые были до меня, на самых разных языках и о самых разных вещах. К сожалению, коллекция в вампирском плане оставляет желать лучшего, впрочем, это всеобщая беда такого рода заведений. Был, кажется, восьмой или девятый час и до закрытия оставалось не так уж много времени. Можно, конечно, было прийти сюда сразу после пробуждения, но я не отличаюсь пунктуальностью, да и желудок давно стал моим господином. Мы, вампиры, вообще этакие халифы на час. Еще не коснувшись золоченой ручки на входной двери, я знал, что она здесь. Трудно объяснить причину моей уверенности, она до сих пор мне не совсем ясна, хотя прошло четыре года. 

Карли сидела за одним из длинных столов под лампой с зеленым абажуром, обложившись толстенными томами. Периодически она вскакивала и исчезала в рядах стеллажей, всегда возвращаясь с новой книгой. Понаблюдав за ней немного, я позволил себе прочесть ее мысли, чтобы узнать, что же так занимало ее, что она не заметила неподвижную фигуру в приятном полумраке, которая пристально смотрела только на нее.           «Жасмин и Франсуа Анжуйские»… Я немного удивился, но даты, последовавшие вслед за именами, прояснили ситуацию. 16 век, религиозные французские войны, тайны провинции Анжу и загадки жизни и смерти младшего сына Екатерины Медичи… Дни нашей вынужденной разлуки я потратил с пользой, учинив настоящее полицейское дознание различных  обстоятельств жизни мисс Карли Марон. Анжуйский был ее страстью, она исследовала все, что с ним связано почти всю свою жизнь, выучив ради этого французский, латинский языки, а также средневековый вариант государственного языка Франции. Жаль, что рядом нет Гольфо, он, наверняка, поведал бы ей немало интересного о том времени, когда он прятался в подземельях Нельской башни близ Лувра.

Смотреть далеко не всегда бывает достаточно, и я нагло уселся за стол напротив ее. Через минуту, дописав что-то в блокноте, Карли подняла голову и посмотрела на меня. Ей удивительно шли очки в черной пластмассовой оправе с небольшими овальными стеклами.

--Вы терпеливы, Урзус.—дружелюбно сказала она.—Вы наблюдаете за мной уже битый час.

В душе запели птицы, когда из уст мисс Марон вылетело мое имя. Удивительно, но, похоже, она меня запомнила.

--Я редко смотрю на часы.

--Алекс рассказал мне о вашем визите.—сообщила Карли, склонив голову на бок.— Надеюсь, его отказ вас не обидел. Фергюссон иногда бывает слишком стервозен, забывая, что решения принимает не он. 

--Вас заинтересовало мое предложение?— поинтересовался я.

--Да, хотя оно несколько необычно. Мне редко доводится оценивать обширные собрания произведений искусств и, в основном, к моим услугам прибегают страховые компании, прежде чем заключить с владельцами договор. Почему вы решили ее продать, с такими вещами расстаются очень редко и по исключительным причинам?

--Боюсь, мистер Фергюссон меня неправильно понял.—рассмеялся я.—В действительности, я хочу, чтобы вы посмотрели некоторые вещи из моей коллекции и нашли недостающие части.

--Думаю, Алекс сказал вам, что я этим не занимаюсь.

            Повисла пауза, которой мой разум бешено работал, стараясь найти выход из создавшегося положения. Я совсем не ожидал, что она откажется, полагая, что это все выдумки старого адвоката. В конце концов, пришлось положиться на свою удачу. Медленным человеческим движением, чтобы не испугать вампирской стремительностью, я взял ее блокнот и ручку. На последней странице я быстро набросал адрес своего дома в Рочестере и небольшую схему подъезда к нему.

--Если передумаете, приезжайте.—сказал я, возвращая вещи.—Я скажу, чтобы вас пропустили.

            Выйдя из библиотеки, я свернул в переулок, где на моих глазах несколько парней грабили какую-то весьма вульгарно одетую дамочку. Они угрожали ей ножами и пистолетами. Мне вдруг захотелось напугать кого-нибудь. Шутки ради, стоя неподалеку, я зажег щелчком пальцев на одном из них пуховик, а потом резко взмыл вверх под их громкие вопли.                                                                                                                              Мне никогда не нравилось летать, хотя я не боюсь высоты. Лестат очень верно описал ощущения, которые вампиры при этом переживают, но он рассказывал только о себе. Гольфо прибегал к полетам в исключительных случаях, он их ненавидел, поскольку у него даже при мысли об этом сильно скручивало желудок. Он говорил, что чувствует себя как вампир, напившийся мертвой крови. Меня же преследует столь дикая головная боль, что временами я оказывался совсем не там, где хотел. Но на мое счастье, Рочестер не так уж далеко.                                                                                                                                             Мой особняк стоит на берегу озера Онтарио. Западная стена двухэтажного дома  обращена к глади одного из Трех Великих Озер. Есть у меня странная потребность жить близ больших водоемов, это видимо оттого, что Шелленгор был отделен от Северного моря сотнями километров.      Поместье обнесено каменной оградой и оснащено самыми современными системами безопасности, включая вооруженных охранников и сторожевых собак. Люди охраняют мой сон исключительно днем, с наступлением сумерек они разъезжаются по домам, заперев ворота и выпустив стаю ротвейлеров, которые свободно патрулировали территорию поместья до утра. Эти крупные мощные собаки немецких мясников никого и ничего не боялись, их свирепый вид, стальные мускулы, черно-рыжий окрас и ослепительно белые зубы в черной пасти отпугивали непрошеных гостей лучше всякой мудреной электроники, выходящей из строя при перепадах напряжения. Вожаком стаи был крупный, даже по меркам стандарта, кобель по кличке Олли, которого я привез из Германии. Этот пес был беззаветно предан мне и днем спал под дверью в подвал. Именно он встретил меня на берегу.                                                               

            За сто двадцать лет я так и не научился приземляться, вот и теперь рухнул с высоты километров в пять-шесть прямо в озеро. Сегодняшняя охота пошла насмарку, и я основательно замерз, пока добирался до пирса около особняка. Людей поблизости не было, поэтому пришлось лезть в амбар и заняться кошачьей работой. Крыс и домовых мышей, кстати, я считаю редкостным деликатесом, хотя Лестат подобное питание презирает, а Луи, наш несравненный красавчик Луи, отличающийся надломленной душой, видит в них лишь способ прожить без убийств. Согревшись, я вошел в дом через парадную дверь, которую никогда не запирали, оставив своих сторожей снаружи.

            Переодеться в чистую одежду было высшим наслаждением. Да, конечно, ощущения вампиров сильно отличаются от человеческих, но мокрая ткань, касающаяся кожи, и холод для нас пытка. Бросив испачканный костюм в корзину для грязного белья, я надел кроссовки и через окно вылез на крышу дома. Я не так стар, чтобы видеть солнце, но  в моменты душевной боли и разочарований смотрю на рассвет, хотя это рискованное для любого вампира мероприятие было чревато ожогами на лице и открытых частях тела, а то и потерей зрения на пару ночей. Кровь Гольфо позволяла мне досмотреть восход до конца. Гольфо никогда не рассказывал о том, как стал вампиром, но я подозревал, что если его создателем не была Акаша и он не принадлежал к Детям Тысячелетий, то он вполне мог быть самым первым, получившим бессмертие из рук Изиды. Иначе как объяснить его не совсем обычные для нашей братии способности?  Или мои собственные? Ведь для моего возраста я слишком силен и меня не тронул огонь, брошенный в мою сторону Акашей.

            Усевшись на черепицу крыши, я устремил свой взгляд на восток, где находился Нью-Йорк и скоро должно появится солнце. Туда, где находилась моя душа, моя жизнь, моя любовь, моя Карли. И в этот момент в моей голове впервые возникла мысль сделать ее вампиром. Как бы абсурдна она не была, в ней было здравое зерно, но я решительно отбросил ее. Мне хотелось, чтобы Карли влюбилась в меня как в простого смертного, а потом уж я бы преподнес бы ей свой свадебный подарок – вечность. Ах, как я тогда был наивен и неисправимо романтичен!

5.

            Сегодня было полнолуние, и в крови сумасшедшим огнем горела жажда. Смахнув крышку гроба, я прыжком вылетел из него и несколько секунд спустя уже закрывал за собой кованную подвальную дверь. Мои ноздри уловили привычные запахи слуг, хлопотавших  в доме днем, а на лестнице меня замутило от подступавших к горлу спазмов голодного желудка. Причиной тому был громкое биение человеческого сердца где-то близко. Кровавая пелена уже почти завладела моим разумом, когда я вдруг понял, что не один в доме. Вцепившись в ручку двери в хозяйские апартаменты, незаметно для себя превратил ее в щепки.

            Зарычав, я бездумно бросился на ритм пульсирующих артерий и вен. Кровь, горячая и сладкая кровь, неописуемое наслаждение звало меня так настойчиво, как в смертной жизни предвкушение сексуальных радостей. Несясь в противоположное крыло особняка, как ангел смерти, я наверно производил дикий шум, распахивая двери и роняя предметы. Из-под двери галереи на втором этаже лился неяркий свет, рванув ее на себя, я потрясенно застыл.

            Карли… Эта сумасшедшая заснула прямо на кушетке эпохи Людовика Пятнадцатого. Я в смятении отшатнулся, борясь с желанием. Боже, как я хотел ее! Она пошевелилась, и волосы обнажили бархатную кожу ее шеи. Это было поистине невыносимое, одновременно ужасное и прекрасное зрелище! Упав перед ней на колени, я осторожно коснулся каштановых прядей, любуясь неземной красотой девушки, которая имела такую страшную власть надо мной. Я  безумно хотел ее и не смел даже мечтать об этом! Накатил очередной приступ голода, я стремительно отвернулся и увидел свое отражение в зеркале, которое оставил мне предыдущий владелец дома. На меня оттуда смотрел молодой, красивый вампир, сверкающий глазами неестественной голубизны, с кровавыми слезами на щеках и в мятой одежде. Раздосадованный своим внешним видом, я бесшумно вскочил и выпрыгнул в окно.

            Приземлившись на ноги, я, словно кошка, отряхнулся и, оглянувшись вокруг, бегом бросился прочь из поместья. В эту ночь я превзошел сам себя, чтобы успокоится, мне понадобились жизни шести человек и нескольких кошек на закуску. В полнолуние я становлюсь сам на себя не похож.

            Вернулся я под утро. Перемахнув через ворота, я, не таясь, неторопливо вошел в дом, держа в руке двух крыс. В гостиной был бар, где всегда стояло спиртной и бокалы, в один из которых я выжал кровь крыс, швырнув их трупы в угол, где их потом съест Олли. Мои чуткие уши легко улавливали мягкие шаги небольшого существа, которое осторожно спускалось по лестнице за моей спиной. Я чуял его запах, слышал биение сердца, но, Слава Богу, был сыт.

--Вы напугали меня.—с дрожью в голосе сказала Карли, ступив на ковер гостиной.—Я думала, что одна в доме. И  услышав шаги, решила, что  это грабители.

--Воры никогда не полезут в этот дом.—жестко произнес я, садясь в кресло.—О нем среди местных жителей ходят такие ужасные легенды, что любого, кто решит залезть сюда, да еще ночью, сочтут безумцем.

--Когда вы приехали?—спросила она, ёжась не то от холода, не то от страха.

--Давно.—уклончиво ответил я, стремительным жестом зажигая огонь в камине.

            Сухие дрова мгновенно вспыхнули ярким огнем, осветив темную комнату и мою странную фигуру в антикварном кресле. Этот дом был настоящей сокровищницей старинных вещей, здесь все имело свою историю и порой весьма солидный возраст. Карли отпрыгнула в сторону и испуганно воззрилась на меня, бессознательно стискивая в руках самурайский меч. Я узнал его, он висел на стене галереи в компании европейских сабель и в свое время обошелся мне в пару миллионов фунтов стерлингов.   

--Как вы это сделали?—в ужасе пробормотала она. 

--Фокус!—резко бросил я после продолжительной паузы, во время которой я любовался ее смятенным лицом, постепенно терявшим всякие признаки паники и страха.—В этом доме полно тайн и загадок.

            Сжав меч в левой руке, Карли подошла к камину и протянула другую прямо к огню, чтобы убедится в его реальности, прежде чем я успел понять ее намерения. Она всегда оставалась исследователем и искателем приключений, чтобы с ней не происходило, природное любопытство неизменно перевешивало все страхи, суеверия и условности. Ее пальцы почти погрузились в огонь, когда я, обхватив за талию, оттащил девушку от камина. Ловко вывернувшись, Карли отскочила и приставила к моему горлу меч, на лезвии которого причудливо плясали огненные языки.

--Вы собираетесь убить меня?—весело поинтересовался я, скрестив руки на груди.

            В ее темных расширенных глазах я отчетливо видел себя в самом нелепом виде за всю свою жизнь. Лощеный франт, коим она видела меня в Нью-Йорке, не шел ни в какое сравнение с молодым  неряхой, одетым по моде 19 века. На моих темно-коричневых сапогах лениво таял снег, смешанный с грязью лесных троп, черные обтягивающие бриджи были покрыты пылью и паутиной, а сорочка со столь любимыми Лестатом кружевами на рукавах была местами порвана и чем-то темно-бурым запятнана.

--Нет.—прошептала Карли.—Я… Я… Я не люблю, когда ко мне прикасаются…

--Прикосновения бывают разные.—также тихо возразил я, отводя от себя смертоносное оружие.—Ими можно выразить так много… ненависть, отвращение, гнев, страх, ласку… и любовь…Кто же вас так запугал, что вы добровольно лишаете себя этой радости? Неужели кто-то осмелился поднять на вас руку?

--Прекратите!—с надрывом выкрикнула девушка, выронив меч, который с громким жалобным звоном упал на пол.—Прекратите, Урзус, я вас умоляю! Пожалуйста…--в карих глазах заблестели слезы, и она закрыла лицо руками.

            Ее мозг просто оглушил меня безумным потоком боли, ужаса и отчаяния, несущимся со скоростью света. Из нее хлынули воспоминания далекого прошлого, которые привели меня в совершеннейшее бешенство.

            Я увидел семнадцатилетнюю Карли на полу какого-то дома, всю избитую и изуродованную. Над ней возвышался мужчина лет тридцати, смуглый брюнет, судя по особенностям лица - чистокровный цыган. Его злобствующая физиономия с сигаретой в зубах наклонилась к девушке и бычок был затушен об ее лицо. В моих ушах зазвучали оглушающие вопли, и картинка сменилась. Теперь он душил ее на огромной лужайке перед обыкновенным одноэтажным домиком, типичным для большинства маленьких городков. Потом изощренно насиловал на роскошной кровати гостиничного номера, следом возникла больничная палата и сочувственное лицо доктора, сообщавшего ей, что она потеряла ребенка. Палата сменилась пестрой цыганской свадьбой, и я отвращением понял, что это бездушное чудовище – ее законный муж Белан Ботэ. А дальше снова была необъятная лужа крови на бежевом ковролине несостоявшейся детской и тело этого мерзавца с большим кухонным ножом в груди. Она его убила, повинуясь инстинкту самосохранения.

            И как только ей удалось это скрывать?! Даже вампир не бывает так беспричинно жесток, но у цыган принято считать, что жена принадлежит мужу и никто не имеет права влезать в их семейные отношения, что бы там не происходило. Карли не могла никому об этом рассказать,  родные не поняли бы ее проблем, ее и так затравили после убийства супруга. Только смерть старого вожака табора и приход на освободившееся место ее отца раз и навсегда закрыл эту тему. 

            Повинуясь порыву, я шагнул к ней и заключил в свои объятия. Она с радостью уткнулась мне в грудь, доверчиво выплакивая свое горе тому, кого совсем не знала. Рыдания все еще сотрясали ее худенькое тело, когда сквозь всхлипы стали пробиваться слова и предложения.

--Они меня заставили…--бормотала Карли.—Отец был должен ему денег, которые одолжил на постройку ресторана… А для цыгана его слово свято…Я выдержала два года и… после выкидыша убила его…У меня не было выхода, понимаете,--она подняла голову и посмотрела мне в глаза.—Ели бы я не убила его, то он убил бы меня… когда-нибудь…он любил растягивать удовольствие…Пожалуйста,--с мольбой прошептала девушка.—не судите меня строго…Это была чистой воды самозащита…даже суд признал это…

--У меня нет права осуждать вас.—потерянно пробормотал я.—Ни у кого в мире нет на это права.

--Правда?—доверчиво и немного застенчиво спросила она.

--Правда.—подтвердил я, смахивая слезы с ее прекрасного лица.

            Она видела меня так близко, что вполне могла заметить неестественный блеск глаз и излишнюю белизну кожи, но ее не испугали даже мои длинные стеклянные ногти. Тепло ее тела пьянило меня, гораздо больше крови, выпитой за всю жизнь. Теряя голову, я склонился к ней и мгновение спустя мои клыки коснулись ее мягких губ, на которых еще оставалась соль слез. Секундное замешательство напрягло ее тело, но поцелуй стал взаимным. Гибкие руки обвили мою шею, а сладкие губы подарили почти забытое наслаждение, во много крат усиленное вампирской чувствительностью. Природа кровопийцы понемногу брала верх, над остатками человеческой натуры. Мои губы мягко и нежно целовали ее, а острые клыки страстно покусывали ее припухшие уста, даря нам восхитительные ощущения, отзывавшиеся в наших телах. И лишь скоротечность этого момента уберегла меня от непоправимой ошибки, хотя расставание с ее губами было настоящей мукой.

            Открыв глаза, Карли улыбнулась своеобразной женской улыбкой и снова прижалась ко мне. Я хотел бы провести так всю оставшуюся вечность, но инстинкт подсказывал мне, что мое время истекает. На побережье надвигалось утро.

--Мне надо идти.—виновато сказал я вполголоса, смотря на потолок, где уже забрезжили робкие солнечные лучи.

--Ты вернешься?—спросила она, не поднимая головы.

            Я молча поцеловал ее затылок и отстранил от себя. Взяв с подлокотника кресла бокал с крысиной кровью, я бросил взгляд на окна и поспешно отвернулся: из-за верхушек деревьев, окружавших дом, показалось солнце.

--Ты вернешься?—повторила Карли свой вопрос, обхватив себя руками.

--Ты не знаешь о чем просишь.—с горечью возразил я, исчезая в коридоре, который вел в другое крыло дома.

            Закрыв за собой тяжелую подвальную дверь, я спустился в подземелье, где стоял гроб, в котором я спал. Усевшись на холодных ступенях, я медленно смаковал остывшую крысиную кровь, внутренним взором осматривая окрестности дома. Разум мой пребывал в известной растерянности, а сердце пело, не желая повиноваться подступающему забытьи. Допив, я оставил бокал на ступенях и в полубессознательном состоянии кое-как добрался до гроба, под крышкой которого неизменно находил покой.

6.

Я всегда просыпаюсь рано, еще когда солнце только начинает клониться к горизонту. К  моменту его исчезновения за деревьями, я обычно уже добираюсь до моих комнат и занимаюсь своим внешним видом. Но сегодня в мой привычный распорядок дня был бесцеремонно нарушен.                                                                                                           Включив свет в гардеробной, я стал выбирать одежду на сегодня. Муки выбора были непродолжительны и через пару минут на кровати уже лежали рубашка из темно-серого шелка, черные брюки и замечательные ботинки, сделанные по индивидуальному заказу. Я разделся, с радостью избавляясь от надоевших бриджей и сапог, которые незаменимы в сельской местности, но чертовски жмут. Скинув все до последней тряпки, я потянулся и подумал, почему бы не забыть про одежду вообще. А потом рассмеялся, представив себя в таком виде на улицах Нью-Йорка, и открыл шкатулку восемнадцатого века, где хранились все мои ювелирные украшения: кольца, серьги, запонки и часы. Многие из предметов, мерцавших в вечерних сумерках, прошли со мной через века, большинство из них было куплено, но что-то осталось от моих жертв. Рассматривая свои сокровища, я оказался застигнут в врасплох скрипом дверных петель.

            В дверях стояла Карли и во все глаза смотрела на мое обнаженное тело. Заметив, что я с не меньшим интересом изучаю ее, она покраснела и отвернулась.

--Что страшно?—со смехом сказал я, уперев руки в бока.

--Урзус, оденься.—взмолилась Карли, не осмеливаясь взглянуть на меня снова, хотя сейчас именно этого ей хотелось больше всего.—Прошу тебя!

            Меня страшно веселила ее девичья стыдливость, которая чудом сохранилась у женщины, побывавшей замужем. Я захохотал и бросился к ней. Прижав ее к себе, я зарылся в ее густые кудри и осторожно выставил за дверь. Захлопнув перед пунцовой девушкой дверь, я, все еще смеясь, стал одеваться.

            Полчаса спустя я спустился в гостиную со вчерашним бокалом в руке, где медленно остывала кровь нескольких мышей, пойманных в подвале. Карли сидела на диване у окна и задумчиво смотрела на слабо алеющее небо. Я спокойно сдвинул шторы и прислонился к стене около окна напротив ее.

--Извини,--смущенно сказала она, не поворачивая головы.—я не знала, что ты там.

--Просто услышала шум?—подразнил ее я.

--Именно!—гордо заявила Карли, бросая в мою сторону возмущенные взгляды.

            Я снова расхохотался. Нет, определенно, она создана специально для меня! С каждой секундой, что мы проводили вместе, я любил ее все больше и больше.

--Забудь об этом.—наконец отсмеявшись, велел я.—Всяко в жизни бывает.

            За окном пошел снег, и Карли повернулась ко мне. Ее взгляд остановился на моих руках.

--Ты женат?—спросила она, указав на массивное золотое кольцо на указательном пальце левой руки, в которой я держал бокал, изредка делая пару глотков.

--Нет. Это так важно?

--А был?—настойчиво продолжала она свой допрос.

--Вы переходите все границы, мисс Марон.—улыбнулся я.—Я вас покидаю, меня ждут неотложные дела.

            Чуть дальше по коридору был оборудован шикарный кабинет, набитый всяческой офисной техникой и картинами современных мастеров. Плюхнувшись в огромное кресло, обитое черной кожей, я занялся решением накопившихся проблем с моими компаниями, которые, впрочем, не доставляли особых хлопот, поскольку управлялись толковыми людьми. Гольфо научил меня пользоваться нашими способностями для подбора надежных помощников и ведения бизнеса. Порой заключение еще одной удачной сделки вызывало у меня довольную улыбку и странную мысль, что мне, бездельнику и лентяю 19 столетия, возможно, просто не повезло с веком, в котором я родился. Родись я раньше - из меня бы вышел шикарный ростовщик или придворный казначей.

            Осушив бокал, я отодвинул его на край стола и спросил себя, почему в мои сто двадцать лет моя потребность в крови так мала. Временами я не находил себе места от мучившей меня жажды, а потом неделями не пил кровь, не считая нескольких крысиных душ. Однажды я пытался погрузиться в долгий вампирский  сон, это было как раз тогда, когда моя жизнь показалась мне утратившей смысл. Я провел в гробу две недели, засыпая днем и неизменно просыпаясь ночью, пока, наконец, не понял, что все мои попытки напрасны.                                                                                                                                   Гольфо, Гольфо, что же за кровь ты мне дал? Почему другие вампиры так боятся встретиться со мной? Почему Дети Тысячелетий избегают даже малейшего упоминания о тебе в своих мемуарах, хотя все они прекрасно тебя знают? Почему Акаша изменилась в лице, когда прочла твое имя в моих мыслях? Почему Лестат не пришел ко мне, будучи человеком, а направился к своему вероломному Луи? Но более всего меня интересовало другое, а именно Мемнох-дьявол или кто он там на самом деле.

            То, что он сделал с Лестатом, ужасно. Я был в той церкви, где он лежит, превращенный Маарет в живую статую, но Габриэль, Луи и Дэвид, эта троица его верных друзей, которая охраняет его покой, не пустила меня к нему. Не сомневаюсь, что Гольфо, если он там был, тоже прогнали прочь, хотя он-то мог бы разрешить загадку, которую задали нам Лестат и Мемнох-дьявол. Не знаю, почему мне кажется, что мой создатель и этот змей-искуситель пришли в этот мир одной дорогой?!                                                        

Но был в этом мире и третий изгой. Я встречался с ним только однажды. Это было во время Первой Мировой в Югославии, тогда входившей в состав Австро-Венгерской империи. Он пришел к Гольфо, который, кстати, совсем не был рад ему. Они ругались и спорили несколько ночей на языке, которого я не знал, видимо, это был средневековый латинский, потом этот красавец растворился в ночи точно так же, как вышел из нее. Его имя стало мне известно случайно, когда я повстречался с Мариусом, который искал этого, как он выразился, ослепительного мерзавца. Имя  его  было Адриан. Я никогда не смогу забыть его совершенную красоту - холодную, высокомерную и удивительно индивидуальную. Адриан был необычайно высок, изысканно одет с манерами урожденного аристократа. Гольфо только огрызался в ответ на все мои расспросы о том, что же его связывало с ним, а Мариус в самых нелестных выражениях посоветовал мне держаться от Адриана подальше, чем заинтриговал меня окончательно.                               Среди вампиров ходили непонятные слухи о странной привязанности Армана к Адриану и диких выходках последнего. Я не искал встречи с Адрианом, понимая, что он из тех личностей, что не терпят вторжения в свою жизнь, но охотно делают это сами.

Несколько часов спустя я покончил с делами и вышел из кабинета, раздумывая, чем бы занять остаток ночи. Вспомнив о Карли, я поднялся в галерею. Она изучала японские мечи, висевшие на стене.

--У тебя занятная коллекция.—сказала она, услышав мои шаги.—Пожалуй, я возьмусь за эту работку.

--Ты хотела отказаться.—напомнил я.—Что заставило тебя передумать?

            Карли выпрямилась и, сняв очки, серьезно посмотрела на меня.

--Ты.—после недолгого молчания произнесла она, теребя в руках очки.—Меня интересует не твоя коллекция, а ты сам. В тебе так много того, что я ищу в людях, хотя я чувствую какую-то скрытую боль в твоей душе. Ты мне нравишься, Урзус.—твердо закончила девушка.—Очень-очень нравишься.

--Карли, тебе лучше уехать и забыть обо мне!—жестко сказал я.—Ты не знаешь, что я существо, и, поверь, тебе не стоит это знать.

--Я останусь!—девушка упрямо тряхнула головой и я подавил желание зацеловать ее до смерти, в буквальном смысле.—Ты не посмеешь выгнать меня!

--Ты так полагаешь?—с нехорошей улыбочкой поинтересовался я, а потом вздохнул и махнул на нее рукой.—Ты права, моя дорогая, я не смогу. Оставайся, черт с тобой!  

            Она подлетела ко мне и крепко поцеловала, да так, что я оторопел от ее прыти.

--Ты очень красив, Урзус,  вне зависимости, есть на тебе одежда или нет.—негромко заявила она, оторвавшись от моих губ.

            Я довольно ухмыльнулся и подумал, что семьдесят лет одиночества чуть было не превратили меня в нелюдимую тварь, если я решил, что смогу обойтись без нее. А еще я понял, что и сто двадцать лет спустя я по-прежнему остаюсь человеком.

--Я должна объяснить тебе вчерашнее…--нерешительно начала Карли, разглядывая мое лицо.

--Нет.—покачал я головой, закрывал ей рот рукой.—Ты ничего не должна мне объяснять, оставь это в прошлом и живи дальше.

--Ну, тогда, –облегченно протянула она, заправляя непокорную прядь за ухо.—мы можем посидеть у огня, как вчера, или… отправится в постель.

            Ее руки скользнули под рубашку и коснулись моего тела. Во мне немедленно взметнулось желание, подтачивающее основание моего самообладания. Карие глаза манили и искушали, я вдруг пожалел, что согласился на предложение Гольфо и отказался от земных радостей, какие сулила всего одна ночь с ней. Какой смысл в вечности, если ты обречен навечно жить во тьме одиночества?

            Изящные руки, которые так легко ворочали тяжеленные фолианты, пробежались по пуговицам и обнажили мою белую грудь.

--Нет, Карли!—резко рявкнул я, хватая ее за запястья.—Нет. Я не могу,…прости, но я не могу…

            Под моими пальцами пульсировали пережатые вены, грозя ввергнуть меня в кровавый кошмар, который порой преследовал мою беззаботную молчаливую совесть. Не в силах справится с собой, я нежно поцеловал бархат тыльных сторон ее запястий и быстро застегнул пуговицы.

--Я понимаю, еще слишком рано.—тихо сказала Карли, потершись лбом о мое плечо.—Возможно, ты прав и нам действительно стоит подождать.

-- Ты ошибаешься.—прошептал я ей на ухо.—Это невозможно.

--Почему?

--Это слишком длинная и старая история, чтобы забивать ею твою хорошенькую головку.—уклончиво улыбнулся я, чувствуя, что еще не время для подобных откровений.—Если хочешь, считай, что я попросту струсил.

--Ты?!—расхохоталась она.—Нет! Ты слишком горд для этого!

--Что-то я не замечал за собой подобного.—шутливо оскорбился я.

--Как это типично для мужчин!—снова захохотала девушка, рухнув на кушетку на свои бумаги и справочники по искусству.—Какой шовинизм!

            Мне она безумно нравилась. Она искрилась и сияла всеми своими противоречивыми гранями, порой ослепляя резкими переходами от полюса к полюсу. Сначала я видел в ней только ее красоту и влюбился, как всякий эстет, во внешность, но теперь форма на моих глазах обретала содержание. И какое!

--Тогда что мы будем делать?—все еще смеясь спросила Карли, подтягивая ноги на мой дорогущий диван.

--Поговорим.

--О чем?

--О природе, погоде, бирже, деньгах…О чем хочешь…--пожал я плечами, сделав разрешающий жест.

--Ну, хорошо.—задумчиво сказала она и тут же спросила.—Сколько тебе лет?

--Двадцать шесть.

--И ты уже так богат?—изумилась Карли Марон.—Как это возможно?

--Наследство и немного удачи. Оказалось, что я отлично лажу с большими числами и толковыми людьми.

--Ммм…Любимый цвет?

--Синий и черный.

            Вопросы сыпались на меня, как снег снаружи на землю. Я старался отвечать настолько честно, насколько это было возможно, но все же не удержался от маленьких подсказок. Так, например, я заявил, что в число моих любимых книг входят «Интервью с вампиром» и автобиография вампира Лестата.

--Ты веришь, что эта таинственная рок-звезда действительно вампир?—со смехом спросила Карли.

--А почему нет?—возразил я, разведя руками.—Многое указывает на его правоту, например, тексты его песен и исключительно ночной образ жизни.

--Значит, ты думаешь, что вампиры существуют.—заключила она, с интересом ожидая моего возражения.

            Я был удивлен поворотом нашего разговора, она спрашивала меня, верю ли я в реальность существ, одним из которых я был. Настоящий театр абсурда! Поэтому пришлось подобрать достаточно убедительный уклончивый ответ.

--Я допускаю, что в этом мире возможно существование всего и вся. От зеленых человечков до графа Дракулы.

--Тебе следовало бы стать дипломатом или политиком, Урзус.—засмеялась девушка.—У тебя ловко получается уходить от ответа.

--У меня слишком много странностей для такой публичности.—серьезно заметил я.

            В подобных прениях незаметно для нее, а уж для меня подавно, пролетели короткие десять ночей. Пожалуй, самые счастливые десять ночей в моей жизни, но все хорошее рано или поздно заканчивается, вот и нашему уединению пришел конец. Всего десять ночей, но за это краткое мгновение я окончательно убедился в своей огромной любви и понял, что никогда в жизни не смогу сделать ее вампиром, даже если она сама предложит мне это. Я так любил ее, что мысль о том, чтобы с корнем вырвать этот цветок из жизни, казалась кощунственной.

7.

            Ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое января…Даже не открывая глаз, я знал, что снаружи бушует снежная буря, которая так усердно трудится, что утром людям придется прокапывать себе дорогу до гаражей и до шоссе. Это отнюдь не означало, что вампирская охота отменяется, ведь любую бурю можно укротить. Всю вторую половину дня надо мной глухо звучали чьи-то спокойные шаги, а ближе к вечеру я услышал негромкое предупреждающее рычание моего ротвейлера Олли. Я поднялся наверх, догадываясь, что это Карли слоняется по дому в моих поисках.

            Девушка спала на большой кровати в хозяйских комнатах, завернувшись в теплый шотландский плед. В гардеробной был небольшой беспорядок, она явно пыталась найти тут какой-нибудь потайной ход, чтобы понять куда я исчезаю по утрам и откуда появляюсь по вечерам. Да, вот такое вот я ночное животное, что никто не знает, где искать меня днем, кроме Олли, разумеется, но на то он и пес, чтобы молчать об этом.

            Переодевшись в теплый шерстяной свитер крупной вязки и джинсы, я присел на кровать и ласково поцеловал ее губы.

--Урзус!—охнула она, проснувшись, и бросилась мне на шею.—Я искала тебя.

--Знаю.—тихо усмехнулся я, вспомнив, как она не давала Олли спать.—Что случилось?

--Звонил Алекс.—огорченно пробормотала Карли.

--Ненавижу его.—с чувством произнес я и заглянул в расстроенные карие глаза.—Тебе надо возвращаться?!…

--Поедем со мной в Нью-Йорк.—попросила она, гладя мои распущенные волосы.—Неужели тебе не надо работать?

--Чтобы зарабатывать большие деньги, не обязательно жить в Нью-Йорке и ходить в офис на Уолл-Стрит.—ответил я, думая о том, насколько легче вампиру жить в большом городе и насколько меньше ее внимания будет мне там доставаться.—Когда тебе надо ехать?

--Утром.—грустно вздохнула девушка с обидой отодвигаясь от меня.—Значит, ты не поедешь со мной…

--Я не могу, Карли.—обеспокоено сказал я, чувствуя, что мы подходим к опасной черте полуправды - полулжи.—У меня еще есть здесь дела.

--Знаем.—величественно кивнула она.—У этих дел наверняка большие голубые глаза и испорченные перекисью волосы.

            Мой дикий хохот потонул в ее возмущенных воплях, когда я сгреб ее в охапку и закружил по комнате.

--Урзус, прекрати!—отбивалась Карли.—Остановись, у меня кружится голова!

            Посадив ее обратно на кровать, я поцеловал ее и взъерошил шелковистые кудри.

--Это не надолго.—терпеливо сказал я.—Я вернусь в Нью-Йорк  через пару дней.

            Она уехала этим же утром, в полусне я слышал, как взревел мотор ее машины и как шуршал под колесами гравий подъездной дороги. Карли оставила мне пространное письмо обо всем и не о чем, из которого я четко уловил ее смятение и растерянность. В нем, в частности, говорилось о ее согласии взяться за предложенную мною работу, но она честно предупреждала, что поиски некоторых образцов холодного оружия могут занять годы.  Да, задал я ей задачку – подлинники японских мечей чрезвычайно трудно достать. Из тех, которые уже имелись в моей коллекции, большинство я вывез с острова Хоккайдо, остальные были куплены совершенно случайно и за довольно крупные суммы. В конце, в качестве постскриптума был написан ее нью-йоркский адрес и телефон.

             Той же ночью я вывел из гаража спортивный «Феррари» черного цвета, который купил после просмотра «Полиции Майами». Потрепав на прощание крутой загривок каждого пса и погладив Олли по широкой голове, я сел за руль и помчался к западному побережью Американского континента. Меня звали горы Сьерра-Невада и затерянная среди них долина Смерти.

            Две ночи спустя я прибыл на место. В Нью-Йорке ночь уже заканчивалась, а здесь еще правила тьма. Я иногда приезжаю полюбоваться на красоту этих диких мест, где можно быть свободным. Я прыгаю со скал вниз, наслаждаясь упоительностью падения со страшной скоростью. Шутя, перебегаю всю долину за каких-то несколько минут, а потом опускаюсь спиной на бурные воды реки Колорадо и плыву по течению.

            Здесь время течет как-то иначе, вспять что ли, но,  возвращаясь в цивилизацию, я частенько обнаруживаю, что все там уже давно не так, как я оставил. В последний раз я провел в горах шесть месяцев без единой капли крови, а потом долго не мог привыкнуть к обилию людей вокруг себя. А вообще здесь можно не заботится о трупах, для этого природа создала столько замечательных падальщиков, начиная с величественных орлов и заканчивая койотами.

            Нет ничего лучше долгих часов сидения от заката до рассвета на краю головокружительного обрыва и упоительности звуков ночной жизни этих гор. Порой мне кажется, что именно для этого мне дана была вечность, чтобы я, как последний из могикан, любил и понимал особую красоту ночной природы. Я обожаю спать, зарывшись в песок долины, сырую землю леса или укрывшись от солнца под огромными валунами гор. Как я понимаю нашу бродяжку Габриэль! Природа - суть этой планеты, только вдали от человечества можно это понять, но, с другой стороны, без городской суеты я тоже не представляю своей жизни.

8.

            Возвращение в мою нью-йоркскую квартиру к шикарным костюмам и дорогим авто, к бумажкам и байтам, к охоте и крови вызвало бы в моей душе полнейшее отчаяние, если бы не мысль о Карли, которая точила меня все мои каникулы.

            Включив компьютер, я немного полазил по Интернету, читая новости прошедших дней, а потом достал из закоулков своих шкафов любимые ботинки и охотничьи джинсы. Пара теплых свитеров и многократно испытанное на прочность пальто до середины бедра довершили мою экипировку, и я отправился на охоту.                                                                      Была пятница и народ, пораньше закончив работать, спешил в бары и рестораны развлекаться после рабочей недели. Выйдя из здания, в котором я официально проживал, я остановился на краю тротуара, натягивая перчатки из тонкой кожи и радуясь городскому шуму и обилию полнокровных сердец. Февраль, семь часов вечера и жажда, которая легко утолилась одним беспечным прохожим, свернувшим не в тот переулок и не в то время. Отдав дань своей природе, я поймал такси и отправился к Карли, которая жила в Куинсе. Водитель мне попался опытный и, хоть он болтал всю поездку, доехали мы быстро, не застряв ни в одной из знаменитых нью-йоркских пробок.

            Карли жила в кирпичном многоэтажном доме, стоявшем на углу двух улиц. Отпустив такси, я задрал голову и посмотрел на пятнадцать этажей людских квартир, гадая, дома она или нет. Поднявшись на лифте на десятый этаж, я немного поплутал там, пока кто-то добрый не показал мне нужную квартиру. Да, этот густонаселенный дом сильно отличался от тех  домов, в которых мне доводилось жить. В худшую сторону, конечно. Остановившись перед заветной дверью, я велел себе успокоится и позвонил.

--Входи, Вик, открыто!—послышался голос Карли из глубины квартиры.

            Я зашел и достаточно громко прикрыл за собой дверь.

--Проходи, я сейчас!—снова крикнула Карли.

            Идя на ее голос, я увлеченно осматривался и с удовольствием принюхивался. Здесь не только пахло ею, каждая вещь хранила отпечаток ее личности, увлечений и знаний. Мне понравился уют и некое ощущение настоящего дома, в котором действительно живут. Заглянув во все комнаты, я нашел ее в небольшой комнатке, по всей видимости, игравшей роль гостиной, кабинета и библиотеки одновременно. Она что-то увлеченно печатала на стареньком ноутбуке, периодически заглядывая в книгу, которая лежа у нее на коленях.

--Я почти закончила.—сказала она, краем глаза заметив мой силуэт в дверном проеме.

            Я прислонился к косяку и терпеливо ждал несколько минут, рассматривая комнату, книги и милые безделушки, которые украшали полки. У нее было несколько горшков с комнатными цветами и декоративная пальма, стоящая рядом с дверью. На стенах висели репродукции с картин Гейнсборо, да Винчи и Клуэ, с ними мирно соседствовали большие фотографии Лувра, Версаля и луарских замков. На столе, за которым она работала, были навалены кучи бумаг, книг и атласов. Вся стена, примыкающая к нему, была завешана цветными бумажками с разными напоминаниями, газетными вырезками и маленькими картами.

--Уф, закончила.—наконец, облегченно выдохнула девушка, закрывая крышку компьютера.—Привет, Вик. Как дела?—поинтересовалась она, снимая с колен пыльный фолиант.

--Здравствуй, Карли.—негромко сказал я, не меняя позы, ничуть не обидевшись, что меня приняли за старшего брата.

            Лицо Карли медленно повернулось в мою сторону, расплываясь в счастливой улыбке, а мгновение спустя она прижималась ко мне. Я блаженствовал, обнимая ее худые плечи и целуя густые волосы.

--Тебя долго не было, Урзус.—немного обижено пробормотала она, ловя мой взгляд.

--Я, как и вы, занятой человек, мисс Марон.—негромко рассмеялся я.—Однако, позвольте мне узнать, что вы делаете сегодня вечером?

--Жду брата, который, может, и не придет, предпочтя мне очередную смазливую и одинокую посетительницу «Вэшитко».

--Тогда собирайся.—велел я, садясь на старенький диванчик.—Я приглашаю тебя прогуляться по городу, мне хочется показать тебе ночной Нью-Йорк таким, каким его вижу я. Только одевайся потеплее, там холодно.

            Она пробежалась по мне глазами и, довольно улыбнувшись, скрылась в соседней комнате, где была оборудована спальня и гардеробная. Бедная девочка, не так уж много ласки и добра она видела от родни и людей в жизни, коли простое приглашение на прогулку так зажгло ее глаза. Я негодовал, но одновременно был счастлив, зная, что я являюсь причиной ее радостной улыбки.

            Ей потребовалось всего пять минут, чтобы выпорхнуть из спальни полностью одетой. Она последовала моему примеру и натянула поверх водолазки шерстяной свитер. В коридоре были безжалостно отставлены в сторону изящные ботиночки на высоком каблуке и надеты теплые замшевые ботинки. Я галантно помог ей облачится в простой черный пуховик, и через минуту мы со смехом вывалились на улицу.

--Куда направимся, товарищ капитан?—поинтересовалась она, тряхнув каштановой гривой, которую не удалось убрать под шапочку, призванную защищать ее уши от холода.

--Куда глаза глядят.—улыбнулся я.—Я делаю именно так, когда мне грустно или одиноко. Выхожу из дома и иду туда, где много людей, вливаюсь в толпу и постепенно начинаю чувствовать себя частичкой этого беспокойного города, который никогда не спит.

--Ты счастливец, если тебе это удается.—вздохнула Карли, идя рядом со мной вверх по улице.—Я же везде и всегда чувствую себя одинокой, какая бы толпа людей меня не окружала.

--Мы все одиноки.—ответил я.—Кто больше, кто меньше. Каждый живет с этим по-разному, когда страдая, когда наслаждаясь, когда отрицая. Но нет ничего хуже, чем пройти через вечность одному, когда стоишь на краю жизни и понимаешь, что никто не разделит с тобой дорогу, никто не протянет руку, если ты споткнешься или упадешь, а главное –никто не ждет тебя на том краю, что там нет ни рая, ни ада, ни того, кто тебе был дороже жизни.

--Ты не веришь в Бога?

--Я ничего о нем не знаю, кроме того, что написано в церковных книгах. Бог слишком иллюзорен, чтобы слепо принимать на веру слова, написанные тысячи лет назад. Я полагаю, что добро и зло едино, это звенья одной цепи, которая связывает человеческие судьбы.  Я не знаю, есть ли рай, но мне, во всяком случае, там не место.

--А я верю.—сказала Карли, сжимая мою руку.—Я верю, что Он живет в каждом из нас, вне зависимости от возраста, расы и социального положения, что Его частица есть в каждом животном, в каждом дереве, в каждой песчинке и пылинке. Мне кажется, что Бог это буквально все вокруг нас.

--А что же тогда, по-твоему, дьявол? И верные слуги его?

--Не знаю.—покачала она головой.—Но мой народ с большим уважением относится к слугам Сатаны, ко всяким там домовым, лешим и чертям. Цыгане очень суеверны и стараются жить в согласии с потусторонним миром, вне зависимости от религии, которой они придерживаются. Все языческие верования, существующие в мире, тесно переплелись с крупнейшими религиями и имеют большую власть над поступками цыган. А еще у каждого цыгана есть свой талисман-покровитель. Мой, например, саламандра. Это такая маленькая ящерица, которая живет в огне. Она является символом храбрости, мужества, целомудрия, добродетельности и верности своей вере.

            Она так увлекательно рассказывала о своем народе, и  я обнаружил, как много всего интересного прошло мимо меня. Несмотря на то, как ее сородичи обошлись с ней, Карли их искренне любила и уважала цыгански6е традиции.

            Мы бродили по городу, прошлись по Бродвею, 42 и 5 улицам, где расположились небоскребы, покружили вокруг башен-«близнецов», а потом поднялись на крышу небоскреба, где располагался головной офис моего «Инкубуса». Сидя на складных стульях, мы любовались яркими разноцветными огнями и пролетающими мимо  полицейскими вертолетами. Трудно описать, что видит вампир, смотря на это творение рук человеческих. Это словно северное сияние, до которого можно дотянутся рукой, это мельчайшие оттенки неоновых цветов, это настоящая симфония мириад огней, образующие на ночной земле неизвестные созвездия. Меня всегда завораживала эта неописуемая игра света и цвета, для Урзуса де Шелленгор вполне реально просидеть всю ночь на крыше. Я вообще созерцатель по натуре и чрезвычайно люблю все прекрасное.

            Лишь когда начало светать, мы спустились вниз, чтобы поймать такси, и помчались к ее дому. Я отнес заснувшую по дороге Карли домой и уложил в постель, жалея, что не могу остаться с ней. Уверен, она бы не возражала, обнаружив меня под боком. Нет, я не скучал по сексу, получая гораздо большее удовлетворение от всасывания крови из вен, но ее близость была мне необходима, я не знал, как сделать это реальным. В некотором отношении я завидовал безбашенности Лестата, который легко шел на поводу у своих желаний, не имея никаких моральных препонов. Он захотел Дэвида и он сделал его одним из нас, но по сравнению со мной у него было одно преимущество – опыт. Я же никогда не создавал новых представителей вампирской братии.

            Так, в ночных встречах и прогулках, в моих самых безумных и дорогостоящих затеях, в ее искренних и непосредственных попытках ввести меня в свой мир проходило время. Мы несколько раз проводили ночь на борту вертолета, который кружил над Большим Яблоком, плавали на яхте вдоль Восточного побережья и однажды просидели всю ночь в абсолютно пустом кинотеатре, где кроме нас больше никого не было. В эту ночь там нонстопом крутили исключительно ее любимые фильмы. Я все больше и больше нуждался в ней, порой не понимая, как можно прожить ночь без этих лучистых глаз. Мне чрезвычайно нравилось открывать для нее всевозможные двери, благодаря чему Карли начала делать успешную карьеру. У нее появилось много клиентов, и я был горд тем, что ее талант начали оценивать по заслугам в цифрах с несколькими нулями. Почему-то она всегда отказывалась принимать от меня подарки, кроме мелочей с чисто символической стоимостью, которые бывают дороги как память. Мне пришлось смириться с этим, хотя мне хотелось исполнить свое обещание, данное ей в ночь нашего знакомства, тем более, что она не раз танцевала со мной и для меня в ночных клубах, куда мы ходили расслабиться после моих ежемесячных встреч с советом директоров «Инкубуса».

9.

            В начале весны в коридоре десятого этажа я впервые столкнулся с ее братом после странного короткого разговора у входа в «Вэшитко». Виктор Марон, несомненно, был любимцем женщин, но  я не заметил в нем ничего свойственного бабникам и жиголо. Он очень напоминал мне Гольфо, обладая удивительно спокойным, миролюбивым, до крайности уравновешенным, нравом, в нем не было ни капли низости или злости. От этого высокого молчаливого цыгана исходила непробиваемая уверенность в себе и своих силах, помноженная на здравый смысл, которого иногда не хватало его сестре.

--Так-так, вот вы уже и сюда добрались.—спокойно заметил Вик, ничуть не удивившись моему появлению у порога квартиры Карли.

--Я же сказал, что решать будет она.—вежливо отозвался я, открывая дверь.

            Карли не было дома, и меня посетила мысль, что все было устроено ею специально. Мы уселись на кухне, изучая друг друга, как два равных по силе кота, которые встретились на нейтральной территории. Разглядывая его, я нашел, что он очень похож на сестру внешне и совершенно противоположен ей по характеру.

--В простой одежде вы смотритесь иначе, но она не меняет вашу суть богатого человека из высшего света.—заметил он как бы между прочим.—Давайте напрямик, по-мужски. Зачем вам моя сестра? Если она для вас просто очередная игрушка, вам лучше уйти.

--Вы вправе решать за нее?—терпеливо спросил я.—Думаю, что Карли может постоять за себя. А что до меня, то здесь все просто – я люблю ее.

            Марон изучающее прищурился, раздумывая верить мне или нет. Меня очаровала эта его манера неторопливо все обдумывать и основательно взвешивать все «за» и «против». Его просто невозможно было не любить. Это был тип человека всеобщего любимца и родительского баловня, каким в детстве был я. А сколько в нем было достоинства и шарма!

--Полагаю, выкинуть отсюда мне вас не удастся,--усмехнулся он, давая понять, что ничего лично против меня не имеет, но моим последним словам не верит.—поскольку она дала вам ключи.

--Мы с вами цивилизованные люди, поэтому, почему бы не стать друзьями?—предложил я.—Хотя бы ради Карли?

--А нам ничего другого не остается.—согласился Виктор.—Но я вас предупредил. Вам не место в жизни Карли. Убедить меня в искренности ваших чувств к моей сестре вам не удастся, но я не собираюсь становиться между вами. Я предпочитаю не вмешиваться в чужую личную жизнь, даже если она касается моих близких, но …

            Он не договорил, поскольку пришла хозяйка квартиры. Увидев немного испуганное и до нельзя озабоченное лицо Карли, я с трудом подавил рвущийся наружу смех.  Да и Виктор находился не в лучшем состоянии.

--Давно вы здесь сидите?—спросила она, тревожно переводя взгляд с одного на другого.

--Давно.—ответил я.

--И, как видишь, мы провели время с пользой.—поддакнул старший Марон, пытаясь скрыть очаровательную лукавую улыбку.—Мы даже не подрались.

--Ох, мальчики!—облегченно выдохнула она и чмокнула брата в щеку, мне же достался полный признательности поцелуй.—Я так переживала, как вы тут!

--Это следует понимать, как признание?—вкрадчиво поинтересовался Вик, но Карли сделала вид, что не понимает о чем речь.

--У меня было много работы.—беспечно заявила девушка, с вызовом глядя на брата.

--Ладно, голубочки,—рассмеялся он, вставая из-за стола.—мне не хочется вам мешать, поэтому я позволю себе откланяться и отправится по своим личным делам.

            Пожав мне руку, Виктор ушел. Провожавшая его до лифта, сестра особо не спешила с возвращением, опасаясь моей реакции на свою выходку. Вернувшись в квартиру, Карли закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, собираясь с мыслями, прежде чем предстать под мои очи. Прикрыв на минутку глаза, она глубоко вздохнула и снова открыла их. Она приглушенно вскрикнула, увидев меня, подпиравшего стену напротив.

--Тебе следовало меня предупредить.—медленно произнес я.

--Прости,--Карли удрученно склонила голову.—но я так счастлива, что мне хочется поделиться своим счастьем со всем миром, особенно с близкими.

            Нет, я не сердился на нее, прекрасно понимая, что на самом деле, ей до чертиков хочется показать миру, что у нее тоже кто-то есть. Бывало время, когда и меня самого одолевали подобные желания, что-то я воплощал, что-то нет, но мне совсем не свойственна театрализация, которая роднила Лестата и Карли. В общем, я спустил дело на тормозах, но как показали дальнейшие события зря. Если бы я повел себя чуточку пожестче, жизни очень многих людей пошли бы иначе и, возможно, нас бы миновал столь печальный конец. Но что говорить об этом теперь, когда судьба довела цепь трагических случайностей до логической развязки?

>to be continued?...

'Vampire Vault' is the property of (c) Mairin Phliara-Odinin & Chergen de Waluor